Карфаген атакует - Страница 41

Взяв с собой дюжину, Федор провел на холмах весь вечер, но никаких кораблей больше не показывалось, и, дождавшись, пока солнце сядет, он вернулся в лагерь. На следующее утро армия двинулась дальше.

Солдаты Ганнибала шли по дороге, что следовала изгибам берега до тех пор, пока, холмы не стали превращаться в низменность, отчетливо пахнувшую влагой. Спустя еще сутки эта низменность превратилась в настоящее болото, в котором стали увязать сандалии пехотинцев и копыта коней. И вскоре полки африканцев повернули, круто забирая в сторону от берега моря. Огибая возникшие на пути болота, армия уходила в глубь континента.

С пологого холма Федор бросил последний взгляд на зеленые волны Средиземного моря, предчувствуя, что теперь не скоро увидит его снова.

— Впереди река, — сообщил ему всезнающий Урбал, когда Чайка подивился бесконечным болотам, попадающимся у них на пути, — большая река, разделяющаяся на десятки рукавов. Мы будем долго ее обходить.

«Это он про Рону, наверное, — Федор на этот раз уточнять не стал, — вроде тут других крупных рек не протекает». Морпех, порывшись в памяти, пришел к выводу, что сейчас эта река называлась как-то по-другому, Родан, кажется, но для себя решил обозначать ее привычным названием.

Эту ночь африканцы Атарбала провели в лагере, разбитом на плоском холме, таком низком, что он едва выдавался из болота. После того, как солнце нырнуло в топи, над высокой травой поднялся туман. Комары, совершенно отсутствовавшие в горах, теперь всю ночь досаждали Федору, из-за них старавшемуся заснуть очень долго. Вдобавок лежанки в палатке пропиталась водой, и утром морпех обнаружил, что спит почти в луже. Урбал и особенно Летис с разнывшейся от такой погоды свежей раной, ощущали себя не лучше.

Следующую неделю карфагеняне плутали среди болот, в которых вязли кони и телеги с амуницией и провиантом. Осадный обоз, шедший следом, вообще застревал на каждом повороте. Десятки раз Федор с товарищами принимал участие в операциях вызволения из вязкой грязи застрявших телег с разобранными орудиями и другой амуницией. А дважды с удивлением и даже восхищением наблюдал, как слоны помогали вытаскивать тяжелые повозки, наполовину ушедшие в топь. Они ревели, сами уходя в трясину, но работу свою выполняли.

— Какие полезные животные, — похвалил их Федор, наблюдая одну из таких сцен, — не только топтать пехоту да конницу, оказывается, умеют.

— Да, — подхватил Урбал, беззаветно любивший слонов, — не то слово, Чайкаа. Я однажды видел, как их грузили на квинкеремы, чтобы перевезти на другой берега моря. Умнейшие животные, но если их обидеть…

— Да что слон! — не удержался Федор, с руганью проваливаясь в очередную лужу, — Вот если даже меня обидеть, то я способен на многое. А если Летиса…То, вообще, лучше не представлять.

Летис, шагавший рядом, прихрамывая на одну ногу, самодовольно ухмыльнулся.

Такое издевательство над людьми и животными продолжалось до конца недели. Хорошего в этом было только то, что на болотах жило мало людей, и никто не нападал на сильно растянувшуюся армию испанцев и африканцев, загнанную сюда волей одного человека. Хотя партизанская война даже малыми силами могла нанести здесь финикийцам большой урон.

Наконец, в один из дней, показавшихся Федору счастливым, дорога постепенно стала забирать вверх, и к полудню они поднялись на холмы, откуда открывался чудесный вид на окрестности. Остановившись на вершине небольшого, поросшего кустарником и невысоким лесом холма, после недели непрерывных болот и ручьев показавшегося Федору едва ли не горой, морпех заметил блеснувшую далеко внизу извилистую водную гладь. А присмотревшись, увидел довольно большую реку, петлявшую среди лесистых берегов и несшую свои воды к морю.

— Вот она, Рона, — выдохнул Чайка.

Достигнув первых сухих мест, армия Ганнибала остановилась, получив приказ строить лагерь. Инженерные части немедленно принялись за дело, на радость Федору, с ужасом вспоминавшему службу у римлян, где ему приходилось самому ежедневно заниматься строительством частокола и копанием рвов. Римский солдат, как в далеком будущем российский, был не только солдатом военной части, но и параллельно стройбатовцем, принужденным выполнять любую прихоть начальства. Чего только не строили римские солдаты в свободное от службы время — и дороги, и акведуки, и мосты, и дома. Здесь же, в испанской армии, его заставляли только служить, а к хозяйственным работам привлекали по крайней необходимости. И такое случалось не часто. Для строительства лагеря и наведения переправ существовал специальный отряд.

Местность вокруг начиналась холмистая и лесная, напомнившая сентиментальному Федору среднюю полосу России. Насколько хватало глаз росли березы да ели, вперемешку с другими лиственными деревьями, уже слегка подернутыми желто-красным цветом. По прикидкам Чайки на дворе стоял конец лета, и скоро, по всем прикидкам, полагалось наступить теплой осени. Климат за две с лишним тысячи лет не сильно изменился.

— Елки-палки, — пробормотал себе под нос Федор, присев на поваленное разошедшимися строителями дерево в ожидании, пока его солдаты притащат из отставших повозок шатры и палатки, — это же я в южную Францию забрался. Всю сознательную жизнь рвался, даже язык начал учить, а попал только в другом времени. Вот какой компот получился.

Но от нахлынувших воспоминаний его отвлек подошедший командир спейры.

— Чайкаа, — подозвал его к себе Магна, — бери своих бойцов и осмотрись у реки. Проводники рассказывают, что места здесь недобрые. Местные вожди с Ганнибалом не договорились, а ночевать здесь придется. Да и переправу наводить, наверное, тоже где-то поблизости. Так что, понюхай там.