Федор решил по возможности наносить на карту самые примечательные ориентиры и длительность пути, чтобы потом командиры финикийцев в дороге чувствовали себя уверенно.
— Эх, нам бы проводника, — раздумывал вслух Чайка, когда они обошли очередной лагерь и, пройдя еще полдня вдоль реки с то и дело попадавшимися на ней лодками кельтов, снова свернули в лес, оставив позади несколько кельтских деревень.
— А может, возьмем кого из местных, — Летис кивнул в сторону деревень.
— Может, и возьмем, — задумчиво проговорил Федор, разглядывая в наступавших сумерках поляну у ручья, где они собирались становиться на второй ночлег, — но не сегодня. Пока еще с направлением мне все понятно. Сами разберемся.
На следующее утро он решил, что пора менять курс. Русло реки все сужалось, местность становилась все выше, а им, судя по карте, нужно было резко поворачивать на юго-запад. В сторону моря. Приметив один из притоков, Федор некоторое время вел свой отряд вдоль него, а затем обогнул встречную деревеньку и снова углубился в лес. Все бойцы относились к этому походу, как к очередному приключению. Все считались добровольцами, силком Федор никого в разведчики не тянул. Поэтому в его подразделении подобрались сплошь лихие парни, воевавшие не только ради денег, как все наемники, но и за интерес. Для них не существовало большего удовольствия, чем сотворить римлянам какую-нибудь серьезную каверзу. А то, что им предстоит нечто подобное, они и сами догадывались, хотя командир и не посвящал их пока в детали.
— Запоминайте дорогу, — говорил им Федор на привале, — мы идем далеко. Всякое может случиться, так что, возможно, кому-то из вас придется добираться до лагеря самостоятельно.
Бойцы молча переглянулись, а потом принялись вертеть головами, осматривая окрестные холмы. Один из них встал и сделал на приметном дереве зарубку.
— Молодец, — похвалил его Федор, — настоящий охотник.
На третий день местность сильно изменилась. Путь пошел вниз, лес стал редеть и все больше спускаться в долины. Появились проплешины и даже небольшие луга на склонах, а вершины прорезавшихся невысоких хребтов попадались кое-где абсолютно лысые. К счастью, обжитых мест было по-прежнему немного. Заблаговременно примечая селения, карфагеняне обходили их, но теперь им часто приходилось двигаться в сумерках, чтобы их не заметили. Долго так продолжаться не могло. И на шестой день, к полудню, они вышли на широкую проселочную дорогу, поросшую с обеих сторон лишь редкими кустами. По всему чувствовалась, что впереди обжитая долина — на холме виднелось несколько крестьянских домов — обходить которую стороной представлялось довольно трудным и долгим.
— Все остаются здесь, в ложбинке, — приказал Федор, — а я с Летисом и еще двумя бойцами схожу в деревню, осмотрюсь. Урбал, остаешься за старшего.
Сбросив щиты, четверо карфагенян, пригнувшись, устремились по оврагу вверх, а затем вдоль кустов подкрались поближе к деревне. На окраине паслось стадо овец, разомлевший под солнцем пастух дремал на пригорке. К счастью, собак при отаре разведчики не заметили и смогли пробраться незамеченными к изгороди большого дома, стоявшего на единственной улице селения, у самой дороги. Кроме него, в деревне стояло еще пять ветхих домов, разбросанных далеко друг от друга и окруженных распаханными огородами, по краям которых виднелись изгороди из прутьев, во многих местах развалившиеся на части. Вдоль дороги и по всей деревне, вперемешку с деревьями, росло много высоких кустов, что помогло лазутчикам оставаться до поры, до времени незамеченными.
— Небогато живут, — сделал вывод Федор, спрятавшись за деревом и рассматривая пустынную и пыльную улицу, — да и с населением здесь туговато. Человек десять, от силы, наберется.
На случай, если придется переодеваться и «работать» под римлянина, предусмотрительный Федор прихватил с собой часть римских денег, из тех, что Ганнибал пожертвовал ему после победы при Треббии. К счастью, среди них нашлись не только золотые монеты, но и медные ассы, которыми легионерам выплачивали зарплату — вряд ли с крестьянами стоило расплачиваться золотом. Глядя на царившую вокруг бедность, Федор прикинул, что на одну золотую монету мог бы скупить все дома в этой деревне.
Тем большим оказалось его удивление, когда он заметил породистую лошадь с раззолоченным седлом, привязанную у входа в большой дом. Присмотревшись, Федор решил, что это деревенский трактир, а лошадь принадлежит кому-то из приезжих. У местных крестьян на такое седло за всю жизнь денег не наберется, не то, что на лошадь.
— Наверное, там внутри заезжий римский всадник, — поделился Чайка догадкой с Летисом. — Может, даже посыльный с донесением.
— Так давай, зайдем в гости, — предложил Летис, — спеленаем его и вытрясем все секреты. Если это трактир, так заодно и выпьем, а может, и поедим. У меня давно в желудке урчит от этой похлебки.
— Подожди, — укорил его Федор, — может быть, он там не один.
— Ну и что? — удивился Летис. — Даже если их там десяток, мы справимся. Я один за кусок мяса сейчас готов порвать в клочья дюжину римлян.
Но в этот момент спор разрешился сам собой. Дверь со скрипом растворилась, и на пороге возник невысокий римский всадник в дорогой кирасе. В руках он держал шлем с красным гребнем из перьев. Вслед ему неслись женские крики и мужская ругань на латыни.
— Оставляю ее вам! — крикнул всадник, отвязав лошадь и забираясь в седло. — Мне не нужна эта деревенская курочка. Она подстать таким грубиянам, как вы. Когда закончите с ней развлекаться, вернетесь в лагерь. А я должен быть в Генуе до наступления темноты.