Отбив первый приступ, хилиархии Атарбала продолжали стоять на своем месте, запирая дорогу на Рим, и не принимали участия в сражении. Но когда разгром стал очевиден, наиболее боеспособные части римлян под командой одного из отчаянных центурионов, перестроились и снова пошли в атаку, чтобы пробить себе дорогу на свободу. Их насчитывалось не меньше пяти или шести тысяч, как показалось Федору, окинувшему беглым взглядом порядки приближавшихся римлян, в то время, как африканцы располагали лишь тремя. Этот легион последней надежды вышел из дыма и тотчас устремился в атаку на порядки пехотинцев Ганнибала.
— Ну, держись, ребята! — крикнул своим солдатам Федор, перехватывая покрепче фалькату. — Сейчас будет жарко!
На этот раз спейра Федора занимала правый фланг, заняв место потрепанной в первом бою десятой спейры. Поперек ущелья, чтобы полностью перегородить его, могло выстроиться как раз четыре спейры. Остальные солдаты поддерживали глубину строя, вытянувшегося по дороге почти на сто метров. Позади африканцев находилось еще несколько сотен легкой иберийской конницы.
Федору в очередной раз вспомнилось, что со времен основания Рима единственной стратегией и тактикой командующего легионами оставался мощный удар в центре. Так римляне и нанесли удар, в полном соответствии со всеми законами своей военной науки. Эта атака была настолько предсказуема, что первая манипула римских легионеров полегла буквально за десять минут, прореженная еще на подходе метателями дротиков и пращниками, а остальных добили пехотинцы. Однако, первая манипула все же сумела пробить небольшую брешь в сомкнутом строю восьмой и девятой спейр, принявших на себя главный удар. Туда тотчас устремилась следующая манипула, солдаты которой в ярости размахивали мечами, понимая, что если им не удастся пробить строй африканцев, то все они здесь и умрут, подобно сотням уже поверженных в жутком ущелье. А потому ярость придала им силы.
Второй удар расширил брешь в центре позиций африканцев. В освободившийся проход с криками хлынула следующая манипула, и строй африканцев начал разваливаться. Вернее, фланги стояли, как и раньше, почти не задетые сражением, но вот центр был смят полностью. И африканцы начали медленно отступать, освобождая проход между скал.
— Вперед, солдаты Карфагена! — Федор вдруг услышал вопль, пронесшийся над рядами пехотинцев и, обернувшись на знакомый голос, увидел, что шестая спейра под командой самого Акрагара контратаковала римлян и отбросила их почти на десяток метров, немного выровняв фронт. Но легионеры, опомнившись, утроили натиск, и центр обороны снова провалился под ударами римских мечей, изрубивших здесь почти всех бойцов. В этой мясорубке Акрагар пропал из поля зрения. Федор не видел своего начальника, доспехи которого еще недавно сверкали на солнце, и не слышал его криков и приказаний.
Окончательно сломив первую линию обороны, воодушевленные римляне врубились во вторую, оттеснив солдат Ганнибала еще метров на пятьдесят. Легионеры сотнями вливались в освободившийся проход, напирая на своих сзади и не давая им даже подумать об отступлении. Тем временем фронт прогнулся настолько, что фланги африканцев, оттесненные к скалам, рисковали быть просто раздавленными этим потоком. Римляне лишь сдерживали их для того, чтобы те не помешали им развивать успех в центре.
Сообразив, что римляне вот-вот прорвутся — в дело вступили уже замыкающие манипулы легиона — и нигде не находя Акрагара, Федор принял решение атаковать.
— Вперед! — заорал он, взмахнув фалькатой. — За мной, солдаты!
И седьмая спейра ударила в бок римлянам, атаковав арьергард наступающих сил. В узком ущелье уже давно стоял невообразимый грохот от скрещивающихся мечей, а теперь вообще все утонуло в общем крике тысяч глоток.
После лобового столкновения с легионерами и без того изогнутый от быстрого перемещения строй спейры распался на отдельные поединки. На пути у Федра возник мощный римлянин, уже потерявший в бою шлем, но продолжавший лихо размахивать мечом и поразивший на его глазах одного за другим двух финикийцев. Впрочем, командир седьмой спейры оказался удачливее. Приняв удар противника на щит, он ответным выпадом поразил его в грудь. Фальката отскочила в сторону, скользнув по отличнейшей кольчуге, защищавшей тело легионера.
— Хороший доспех, — усмехнулся Федор, — но он тебя не спасет.
— Ты знаешь наш язык, варвар? — огрызнулся римлянин, отскочив на шаг назад.
— Да, — ответил Федор, приноравливаясь для нового удара. — Я выучил его для того, чтобы сказать тебе, что ты уже мертвец.
Он снова взмахнул фалькатой, но на этот раз римлянин прикрылся щитом. Удар Федора был силен, и скутум развалился на две части. Тогда здоровяк, наклонив голову, с криком бросился на противника. Морпех прянул в сторону и нанес резкий удар с оттягом. Угодил по затылку. Римлянин выронил меч и рухнул на колени, залившись кровью. Федор успел увидеть, как тот обхватил голову, и сквозь его сжатые пальцы потекли алые струйки крови.
Затем на морпеха налетел другой легионер с копьем в руке. Федор едва успел уклониться от удара, и копье, чиркнув по шлему у виска, прошло мимо. Коротким движением морпех ткнул противника острием фалькаты в бок. К счастью для него, кольчуги на этом бойце не оказалось, а кожаный панцирь не спас от мощного удара. Мертвый римлянин рухнул на тело поверженного первым соратника. А Федор отер пот со лба, инстинктивно поднял повыше круглый щит и огляделся по сторонам.